Рассказ.

ЧАСТЬ I 

ЧАСТЬ II

ЧАСТЬ III

ЧАСТЬ IV

ЧАСТЬ V

Тут  отца  твоего  частенько  вспоминаем. Какой  колхоз  был  при  нём! Миллионер! Сколько  всего  построили: и  свинокомплекс, и  коровники  кирпичные, Дом  животноводов, кафе. Водопровод  по  улицам  провели. Всего  не  перечислишь. Суровый  иной  раз  бывал, а  иначе  и  нельзя: на  дисциплине  всё  ведь  держится. А  сейчас? «Фермеры  страну  накормят», - гнусаво  передразнил  кого-то. - Вон  их  сколь  поначалу  расплодилось. Волю  ведь  дали. Бери  земли  побольше, будешь  богаче! Хапнули. А  дальше  что? Подавились  многие. И  свободой, и  землёй. За  ней  догляд  нужен, опять  же – техника, соляра, удобрения… Это  же  всё  купить  надо. А  зерно  копейки  стоит. Значит, бери  кредит, подставляй  шею  под  ярмо  и  упирайся  на  банковского  дядю. Правители-то  наши  только  на  словах  за  отечественного  производителя, а  на  деле – против  него! Если  займ, то  проценты  сдерут  вместе  со  шкурой, если  комбайн  или  трактор  купить – весь  урожай  отдай. Да  и  то, если  зерно  возьмёт  ещё  кто-нибудь  по  приемлемой  цене. А  откуда  ей  взяться? Не  успели  машины  в  поле  выйти, перекупщики  тут  как  тут. И  сбивают  цену, сбивают! А  государство  в  это  время  отворачивается  от  крестьянина, делает  вид, что  решает  сурьёзнейшие  дела, будто  хлеб – так  себе, хиханьки-хаханьки. Никакого  проку  от  него: ни  льготных  кредитов, ни  страховки  толковой, ни  заказов, ни  гарантированных  закупок… Кружись  в  одного, фермер! Многие  пыжились, пыжились, да  и  сдулись. Неужто  не  ясно: сообща  завсегда  легче  работать. Растопыренные  пальцы – не  кулак… Да  чо  об  том  судачить, вся  страна  врастопырку…

Умолк. Закурил. Потом  виновато  произнёс:

- Прости, Саня, накипело. Ты  вот  подвернулся. Я  здесь, в  нашем  куту, как  бирюк. Погутарить  по  душам  не  с  кем.

- А  соседи? - улыбнулся  иронично  Бакаев.

- Соседи… То  раньше  таковые  жили… А  теперь, как  говорит  наша  глава  администрации, односельчане. То-то  и  оно – односельчане, а  не  хуторяне.

- Пенсионеришь, дядь  Гриш?

- Пока  пионерю. До  пенсии  дожить  надо…

Когда  колхоз  распался, я  у  фермеров  нарасхват  был. А  потом  их  осталось  раз, два, и  обчёлся. Земли  наши  Атраханов  взял. Ремонтом  и  профилактикой  занимаются  его  спецы  из  Бурасовского. Мне  ездить  куда-то  не  резон, хоть  по  старой  памяти  зовут. Во-первых, время  надо, во-вторых, ноги  прихватывают. Иной  раз  еле  хожу. Правда, бывает, прямо  домой  ко  мне  машины  пригоняют. Чиню. Рекламаций  не  бывает,- усмехнулся, дескать, и  мы  знаем  мудрёные  слова.

- А  Наталья  Борисовна?

- Мать  пошла  проведать. По  воскресеньям, знаешь  же, по  старинному  казачьему  обычаю  дети  должны  родителей  навещать. Учительствует, школярам  ум-разум  вталдычивает. Георгиевна  для  неё  примером  была, вот  и  пошла  в  своё  время  в  пед. Ну, а  сама-то  Георгиевна  как?

- Форму  не  теряет. Репетиторством  балуется.

- Молоде-ец,- уважительно  протянул  Григорий.- А  Витёк? Не  женился?

- Казакует. На  хлебозаводе  работает.

- Ты, слыхал, отцом  стал?

- Уже  дважды.

- Тоже  молодец. Родителям  радости-то  сколько. Вы  ведь  поздние  у  них. Во  интересно  получается: они  мне  в  отцы-матери  годятся, я – тебе… Давай, за  родителей!

Вытащил  из  воды  баклажку. Пиво  сохранило  прохладу, приятно  пенилось  и  просилось  под  рыбку. На  какое-то  время  притихли, сосредоточившись  на  напитке  и  на  шелушении  воблы. Расслабленно  прислонившись  к  стволу  вербы, Есаул  вдохнул  дым  сигареты:

- На  родину  потянуло? Давненько  ты  здесь  не  был. Почитай, лет  десять…

- Так  оно  и  есть. Решил  хутор  навестить, могилки  дедов  поправить… Да  нечего, оказывается  поправлять…

- В  курсе…

- Как  же  так, Иваныч?! Могилки, что, мешали им? Кощунство  какое-то…

- Так  нехристи  же.

- И  камни  со  старого  кладбища  перетаскали, под  лавку  приспособили. Почему  никто  не  возмущается?

- Без  толку. Сколько  раз  высказывали. Только  улыбаются  в  ответ. Так  что  говори, не  говори, от  нас  чисто  ничего  не  зависит. Власти  должны  решать…

- Конечно, толку  никакого, если  у  каждого  будет  такая  позиция.

- Позиция – это  когда  ты  в  окопе, когда  враг  на  тебя  прёт, а  ты  ту  самую  позицию  держишь. А  здесь, - кивнул  в  соседскую  сторону,- граждане  России. Усекаешь? Я  их  трогать  не  моги. А  то, что  они  сюда, в  мой  монастырь, пришли  и  свой  устав  суют – это  не  считается. Младшие  братья  ведь, а  младших  обижать  нельзя. А  сколько  те  братья  наших  обидели? сколько  душ  невинных  погубили?! Понимаешь, я  ж  советский  человек, в  духе  интернационализма  воспитан, в  духе  дружбы  народов. И  мне  до  недавнего  времени  было  всё  равно, какой  нации  передо  мной  человек. Но  сейчас  дух  того  интернационализма  тает, ох, как  тает, как  льды  на  пригреве. Знаешь, почему?

- Почему?

- Потому, что  Шамиль  у  них, - опять  мотнул  головой  в  соседей,- национальный  герой. С  русскими  дрался. Ладно, в  Прибалтике  фашистских  прихвостней  чествуют, Бендеру  на  Украине  на  пьедестал  возводят – то  уже  заграница. А  тут, в  России, кто  против  неё  бился, тому  и  честь? Вот  горцы  и  хорохорятся, нос  дерут, зная, что  всё  им  с  рук  сойдёт. Далеко  за  примером  и  ходить  не  надо. Псин  видал  же? Тебе  ещё  повезло, а  то  они  по  улице  скачут. Кидались  на  людей, кусали  и  детей, и  взрослых. Сколько  раз  просили, чтобы  привязывали, в  ответ – те  же  улыбочки. Ну, у  нас  тоже  у  каждого  собаки  водятся, но  ведь  на  привязи. Во  дворах. Кстати, на  своих  подворьях  кавказцы  стремятся  поддерживать  порядок.

- Не  сказал  бы…

- Стараются. А  чуть  в  сторону – мусор, хлам, овечьи  шкуры… Худоба  их, к  слову, ходит, где  хочет, топчет  всё, в  том  числе  и  посевы. Хозяевам  же  до  фонаря, словно  сами  на  Марсе  живут. Да  оно  и  понятно: не  своё, не  родное.

- А  как  же  «Не  ходи  сюда, это  моя  земля»?

- Мне  как-то  Исмаил  тоже  заикнулся  про  землю, так  я  ему  по-русски  объяснил, где  она  и  сколько  метров  ему  положено. Обиделся. Это  нам  надо  на  их  род  обижаться  потому, что относятся  и  к  земле, и  к  местным  пренебрежительно. Чужаки. Ведь  и  жениться  в  Чечню  уезжают, и  хоронить  туда  везут. Если  бы  считали  своей  землёй, то  и  женились, и  умирали  бы  тутечки. Не, брат, чужаки  они  здесь. Чужаки. Да  и  мы  хороши: не  ценим  своего, не  защищаем. Голову  тока  хилим  перед  каждым. Просторов-то  у  нас – глазом  не  окинешь, народу – маловато. По  старой  привычке  думаем, что  много. Как  бы  не  так… Держаться  бы  надо  друг  за  дружку, беречь  каждого. Вон, как  чечены. Собьются  в  стадо – хрен  разобьёшь. А  наши  всё  поодиночке… Может, так  и  надо  нам, дуракам, раз  своим  не  дорожим. Вот  Господь  и  наказывает  за  это. А  мы  не  разумеем.

Лично  я  запутался  совсем, многого  не  уясняю, а  уж  власть  нашу, что  наверху, что  на  местах, вообще  не  понимаю. Кланяется  всякому, виноватыми  быть  призывает  во  всём  и  перед  каждым  народом: то  перед  поляками, то  перед  чеченцами, то  ещё  перед  кем-нибудь. Сколько  же  можно  лоб-то  колотить  и  виноватиться? Давайте  тогда  каяться  и  перед  шведами  за  то, что  их  били, перед  турками, германцами, монголами… Туды-ть  твою  в  качель! надо  же  гордиться  тем, что  лупили  их! Они  ж  перед  нами  не  извиняются. Хотя  бы  те  же  поляки: сколько  пленных  сгноили  в  лагерях  в  Гражданскую! А  немцы?! Э-э, да  кто  только  не  пытался  нас  изничтожить – чего  молчат?! А  мы, как  чуть  что, в  пояс  бьём  поклоны. Ей-богу, обидно  за  Державу…

За  разговорами, за  размышлениями  незаметно  закончился  день. Солнце  присело  на  край  бугра  у  Карагичевой  балки. Утомилось. Длиннющие  тени  накрыли  хутор, размывая  контуры  домов, заборов, деревьев…

Александр  Бакаев  шагал  обратной  дорогой  к  подвесному  мосту  и  в  голове  у  него  шумел  рой  думок. Взглянув  на  заходящее  светило, ища  совета, мысленно  обратился  к  нему: «Почему  же  мы, местные, как  говорил  Иваныч, не  дорожим  тем, что  нас  окружает? Какое  потрясение  должно  случиться, чтобы  люди  уцепились  за  край, где  появились на свет, выросли, где  бегают  их  дети? Уцепились  бы  крепко-накрепко  и  берегли  от  всего  наносного, вытравливающее  казачий  дух, разрушающее  быт, традиции, обычаи… Что  сделать, дабы  не  сдавали  рубежи, за  которыми  кроется  родина? Кто  виноват  в  том, что  и  сами, словно  пришлые  относимся  к  родимой  земле, будто  к  мачехе?»

 Солнце, тем  временем, скрылось  за  горой…

г. Суровикино,

июнь-август  2010 г.