Геннадий Антюфеев "Гвардии майор" (рассказ) ЧАСТЬ I
Гвардии майор.
Рассказ. ЧАСТЬ I ЧАСТЬ II
ЧАСТЬ III
ЧАСТЬ IV ЧАСТЬ V
Речной простор
красился разноцветными отблесками
хризантем праздничного салюта, что
полыхал в вечернем
небе. Город отмечал очередную
годовщину своего основания. Год от
года масштаб мероприятия
приобретал всё больший
размах, внося в него
какую-нибудь новинку.
Неизменной оставалась дискотека
для молодёжи на
террасах набережной. Броско одетая
толпа яростно, самозабвенно топтала
асфальт, бетонные плиты и
ступени, что ломали береговую
линию. В толпе, вливаясь
друг в друга,
формировались стайки или
рассыпаясь на мелкие
сообщества. Знаешь ли кого
из танцующих, не знаешь – всё
едино. Компанейский человек в
подобном собрании объединяет
вокруг себя веселящихся, стеснительный – раскрепостившись
– примыкает к ним. В
салютном и прожекторном
мерцании не видно краски
смущения, неловкости телодвижений,
все выглядят резкими, угловатыми, что сближает
неумёх и мастеров.
В один
из кружков, что скорее имитировал
танец, нежели танцевал, ворвалась худощавая
фигура, энергично двигавшая всеми
частями тела. Кружилась,
по-птичьи расправляя руки, замысловато выделывала
коленца ногами, туловище,
замерев на секунду, извивалось то
так, то сяк, то сяк, то
так. И при этом
молодой человек с
мушкетёрскими чертами в
виде ниспадающего до
плеч волоса и
небольшой клиновидной бородки
сумел партнёрски пообщаться
чуть ли не
с каждым. Его заряженность
на веселье, пластичность и
выразительность, призывные хлопки
в
ладоши в конечном
итоге «завели» компаньонов. От лени не
осталось и следа: завертелись, как волчки, поймали музыку
и не отпускали
уже. Азарт проснулся,
желание щегольнуть оригинальностью, собственной трактовкой
известных па… Кличи понеслись
из глоток, свист, бодрящие крики… Всех
завихрило, всех понесло течение
пляски…
Вместе с
подружками по институту
Инга откаблучивала под
ритмы эстрады и
радовалась салюту, осеннему теплу, приливу энтузиазма
и поэтому, когда забойную
сменила плавная мелодия, с
готовностью откликнулась на
приглашение «мушкетёра».
Сразу почувствовала опытного
партнёра: тот уверенно и
ловко повёл по
волнам медленного танца. После
медленные движения снова
сменились быстрыми, затем опять
замедлились, и так раз за разом. Наплясалась, умаялась. Кавалер,
почувствовав усталость её, выдвинул
из вихляющей толпы
на аллею…
Музыка растекалась
над рекой, улетала далеко-далеко, растворялась в
пространстве и всё более служила
фоном, что настраивал на неспешность. Расстеленная под
ногами дорожка погружалась
в плотный сумрак
и, странное дело, хоть любила
танцевать, не хотела возвращаться
к ору усилителей, вспышкам цветомузыки
и гвалту толпы. Подкатилась умиротворённость, спокойствие влилось
в душу. Хотелось идти
неторопливо куда-нибудь далеко, видеть живую
лунную стёжку, золотящуюся
на тихой воде. Достигши одной
из скамеечек, опустились на неё и
молча взирали на
абрисы деревьев, на затейливую
геометрию темневших многоэтажек
с россыпью огоньков
в окнах. Над
городом, над рекой висела
луна, расплёскивала молочный поток, чудодейственно влияющий
на сердца. Никто, наверное,
не в
силах растолковать и понять этого
влияния. Возможно, рассеянное
свечение, размывая черты лиц, придаёт
им загадочную мягкость
и настраивает на
тот самый ряд, что
заставляет биться сердца
в унисон. Посидели. Помолчали.
Повернув голову к
Инге, спутник тихо, с чувством
начал читать стихотворение
с народно-есенинскими нотками. Не
запомнила тогда слова, но
запомнила, как душа наполнялась
светом, как в детстве, когда слушала
сказки или колыбельные
из уст мамы… Произнесённые проникновенно
строчки в один
миг наводнили сердце
девушки доверием и
она поняла, что рядом
находится человек, не
умеющий кривить душой, обманывать и
притворяться. Поэтому приняла приглашение
Игоря прогуляться. Кружили аллеями
и дорожками, улицами и
переулками, встречаясь с парами
молодых людей, державшихся за
руки, обнимающихся, целующихся. Со
стороны провожатого ни
разу не последовало
какого-то страстного движения, иногда – при переходе
улицы, при преодолении ступенек – просто, бережно, без рисовки
подставлял ей свою ладонь
или локоть. За жилистой
худощавостью угадывалась сила
и ловкость. Отпуская спутницу
на ровных местах, выпрыгивал на
бордюр или, шагая рядом, читал
и читал стихи. Звучали Пушкин, Есенин, Асадов, Тютчев,
Рождественский, Блок, Лермонтов и Политов – новое для
Инги имя, со стихотворения
которого начался этот
поэтический вечер…
Стало светать, когда подошли
к её дому. И
только здесь Инга
заметила, что стихорассказчик заметно
косит. Глаза в обрамлении
длинных, прямо девичьих ресниц, смотрели на
неё и на
мир каждый по-своему: один прямо, а
второй куда-то в
сторону… Сначала данное явление
смутило, потом вызвало внутреннюю
усмешку: недостаток напоминал актёра
Крамарова, героя многих комедий…
Договорились встретиться
следующим вечером. И встретились. И чем
больше узнавала Игоря, тем
больше проникалась симпатией
к нему. Он нисколько
не комплексовал из-за
недостатка, подшучивал, уверяя, что
кругозор его шире, чем
у остальных. Инга на
первых порах тушевалась, даже несколько
робела, появляясь с кавалером
в обществе, но затем
напрочь игнорировала недоумённые
взгляды потому, что знала: за
недолгое общение с ним попадаешь
под обаяние и
остроумие, из-под коих не
хочется вырываться. Бывая на
вечеринках в дружеских
компаниях, с радостным ощущением
наблюдала за хохочущими
парнями и девушками, их
словно магнитом притягивал
к себе Игорёк. Не
раз подружки, улучив момент, восхищённо вопрошали: «И
где ты умудрилась
отловить такого?» - «Какого
«такого»?» - «Да замечательного! И весёлый, и
симпатичный, и юморной!» -
«Сам поймался…»
Отсутствие дочери
вечерами и перемена
настроения не укрылись
от родителей. Обычно редко
выходила «в свет». Нельзя сказать, что
была домоседкой, но чтобы
ежевечерне отлучалась –
такого ранее не
наблюдалось. Как не наблюдалась
и постоянная улыбка
вместе с приподнятым
настроением.
Однажды за
ужином родитель, майор десантных
войск, внимательно и даже
ревностно относящийся к
окружению дочери, усмехнулся
в усы:
-
Зачастила что-то на
прогулки. Видать, ухажёр
появился? А?
Девушка
крепко смутилась. Зацепилась ложечкой
о сахарницу, просыпала сладкий
песок на стол. Пытаясь
салфеткой сгрести рассыпанное, задела и
чашку с чаем. Тот
выплеснулся через край
и закоричневел лужицей…
- Отец,
перестань, - укорила мать.
-
А что
такого я сказал?
-
Потом поговорите.
-
Потом она убежит.
Инга
действительно убежала.
И снова
бродили по вечернему
городу, наведывались в парки, в
скверы, разгуливали вдоль Волги, считали ступеньки
набережной, грелись в кафешке…
Спустя какое-то
время мама, оставшись наедине
с ней, осторожно спросила:
-
Может, покажешь своего парня? Кто
он?
-
Хороший человек, ма.
-
Дай Бог. Тебе нравится – это самое
главное. Давай-ка приглашай
его в воскресенье
на ужин.
- Хорошо.
|